Людмила Щербина

За свою профессиональную жизнь мне приходилось сотни раз слышать словосочетание «психокоррекция личности». В очередной раз слушая, как именитый психолог или студент озвучивает это общеупотребимое в психологических кругах понимание помощи человеку, я внутренне съёживаюсь и напрягаюсь. Всему виной мои мировоззренческие фильтры — они уценивают информацию о необходимости корригировать личность, воздействовать на неё по своему разумению.

       Потому я негативно отношусь к «корригирующим» действиям психологов или даже к формулировкам задач в таких терминах. Что-то не так со мной или с нашей психологией? Следуя логике, надо бы предположить, что не в порядке что-то со мной, потому что армия психологов большая, а я со своими субъективными реакциями в явном меньшинстве. Если боец выпадает из стройных рядов, то это ведь его проблема, а не армии. Тут было вроде всё так, да не так...

История возникновения

       Для того чтобы разобраться в вопросе, мне пришлось перерыть гору литературы, послушать и почитать мнения людей, которые для меня являются авторитетами в данной области. Думаю, что смысл этих моих стараний и стремлений вовсе не надуманный, поскольку цена вопроса — улучшение качества жизни (во всяком случае, психологической её составляющей) людей, которые обращаются за помощью.

       И вот что мне удалось «нарыть». Содержание психологической помощи сводится к обеспечению эмоциональной, смысловой и экзистенциальной поддержки человеку в ситуациях затруднений, которые возникают в процессе личностного и социального бытия, говорят психологи. Согласна, вопросов нет. Вопрос возникает тогда, когда дело доходит до пресловутой психокоррекции. Оказывается, психологическая коррекция как обозначение определённого уровня такой поддержки — это изобретение советской психологии второй половины ХХ века. Ни в одной из зарубежных публикаций ничего похожего на слово «психокоррекция» мною не найдено. Может быть, потому, что его и не должно быть?
       Выскажу крамольное предположение: возможно, введение этого термина отражает социальную ситуацию той эпохи в целом, с присущими ей идеологическими установками. Вплоть до 1990-х годов на территории СССР исправление (коррекция) «неправильного» характера или поведения применялось не только в контексте так называемых исправительных учреждений. Были органы, уполномоченные «корригировать» поведение человека, который, например, позволил себе любовь вне семьи или нелестные высказывания о ком-то из «верхов». Как же обходятся без столь привычного для нашего уха и глаза термина «психокоррекция» за пределами нашей имеющей сложную историю страны?

Бытие определяет терминологию

       Граждане Великобритании, например, имеют возможность получать психологическую помощь трёх видов.
       Во-первых, это guidance (букв. «руководство») — консультирование по результатам психологической диагностики или информирование клиента по специальным вопросам, например, выбор профессии, тип школы и т. п. Проводит его психолог, который даёт рекомендации, профессиональные советы, информирует клиента, предлагает ему на выбор готовые варианты решений.

       Во-вторых — собственно психологическое консультирование, организованное таким образом, чтобы клиент на протяжении встречи сам разобрался в своей проблеме и принял собственные решения. Готовые «рецепты» клиенту не предлагаются. От психолога здесь требуется уже более высокий уровень профессиональной подготовки, владение специальными техниками, которые позволяют ему организовывать такой процесс.
       В-третьих — психотерапия, которая имеет дело с наиболее сложными и глубокими личностными проблемами, требует более длительной помощи и более виртуозного владения знаниями и умениями. Проводит её психотерапевт, который является, как вы понимаете, наиболее обученным из всех трёх разновидностей специалистов. При этом собственно психологическое консультирование и психотерапия используют одни и те же теории, этические принципы, техники и т. д.
       Как видим, в старой доброй Англии до психокоррекции не додумались. А большинство украинских и российских психологов и сегодня гордо несут знамя Психокоррекции, поднятое в прошлом столетии. Трудно сказать, насколько точно соответствует содержание их услуг именованию, но следует заметить, что связь между «вещью и именем», как говорят философы, очень тесная, её нельзя недооценивать.
       Радует в этой связи одно обстоятельство: несут это знамя не все. Некоторые известные специалисты предпочитают обходиться без термина «психокоррекция» в обозначении вариантов (уровней) психологической помощи человеку. Ещё больше радует то, что некоторые из них даже предлагают другие варианты и названий, и содержания помощи. Среди них — российский психотерапевт В. Ю. Завьялов (доктор медицинских наук) и украинский психолог А. Ф. Бондаренко (доктор психологических наук).
       А.Ф. Бондаренко ставит вопрос: «Существует ли и какова, если существует, отечественная, собственно русская традиция в психотерапии — не российская, а именно русская, синтезировавшая и интегрировавшая в себе весь ареал восточнославянской византийской социокультурной матрицы общественного сознания?» [1] Автор проанализировал огромный массив текстов православных богословов (труды Антония Великого, Макария Великого, Аввы Зосимы, Иоанна Лествичника и др.) и представителей украинской и российской философии (работы Г. С. Сковороды, П. Д. Юркевича, П. А. Кропоткина, П. А. Флоренского, Н. О. Лосского и др.). Пусть читателя не смущает наличие в этом перечне отцов церкви. Ведь ещё в своё время Карл Юнг назвал религию древнейшей формой психотерапии. Психотерапия — это светский вариант помощи, «религия для атеистов». Ответ автора таков: специфически русская традиция в психотерапии существует. Это традиция этического персонализма.

Личность прежде всего

       Наступило время пояснить, что же такое персонализм. Прежде всего, это не что иное, как мировоззренческая позиция. Далее, персонализм — это представление о личностном начале как основном бытии человека, основной ценности жизни вообще. Человек как личность стоит в центре всего, и он абсолютно свободен. Как личность он — только целое, а не часть, то есть не подчиняется никаким законам никакого другого целого. Он не управляется никем и ничем, он вершит свободный выбор. А «собирается» это целое по неведомым даже психологам законам. Философ А. Ф. Лосев так сказал о личности: это «тайна одного». Лучше не скажешь. Мысли, переживания, идеи, смыслы объединены уникальным образом в единое целое. Попробуйте скорригируйте такое целое. Во-первых, у вас, скорее всего, ничего не получится, а во-вторых, если что-то и получится, то это будет означать, что вы навредили. Можно создать условия, в которых человек сможет совершить новый выбор, но не управлять личностью или корригировать её.

       В. Ю. Завьялов замечает, что в этом смысле христианство нужно понимать как личностную религию, а Христа — как первое и полное личностное самоопределение. Слова Христа о том, что он не подчиняется законам, а только любви, — это и есть «личностный подход» к себе самому, самоощущение себя целостной личностью, которая не есть часть чего-то, но сообщена с другими целостями: Богом, обществом [2].
       В. Ю. Завьялов предлагает такое краткое определение особенностей русского персонализма: «личность перед Богом и в богообщении». Поясняя, он отмечает: «Перед Божественным ликом человек готов на самые смелые поступки, готов к самопожертвованию, подвигу, готов преступить через собственный эгоизм и уничтожить индивидуальность. Перед лицом дьявола, наоборот, готов показать всю низость рода человеческого. И всё это — один и тот же человек!»
       Консультант с таким мировоззрением принимает клиента, в первую очередь, как личность (пресловутое «безусловное принятие»). У такого психолога отсутствует исходная установка научного изучения личности клиента. Поэтому он в оказании психологической помощи ориентирован не на результаты тестов или на теории личности (которые указывают на состояние частей, но не целого), а на понимание человека в «умном» общении с ним. Если консультант обучен мыслить и понимать знаки и символы личности, он поможет «размыслить» клиенту любой трудный вопрос жизни. Его усилия направлены не на сопоставление симптомов с теорией, а на распознание смысла того, что происходит с клиентом, и нахождение гармоничных способов решений противоречий.
       Следует заметить, что такая мировоззренческая позиция требует отказа от многих соблазнительных и амбициозных целей. Например, от цели составить полную научную картину человека. Дело в том, что феномен личности кардинально отличается от феномена, например, индивида. Личность, как только её начинают «членить», анатомировать, анализировать по отдельным процессам, тут же теряется. Нет, что-то, конечно, остаётся — психические процессы, состояния, свойства, — а вот интегрирующее начало для изучающего личность исчезает.
       По этой причине В. Ю. Завьялов предлагает отказаться от продолжения попыток создания научной теории личности, а вместо этого создавать теорию помощи. Вместо того, чтобы метаться от одной теории личности (например, психоаналитической) к другой (например, гуманистической), лучше подумать о том, как помочь человеку. Следует отметить, что В. Ю. Завьялов основы теории помощи уже создал. Её имя — дианализ.

       Как точно отмечает А. Ф. Бондаренко, определяющие составляющие ментальности русского этноса совершенно незнакомы нашим психологам. Как следствие, они большей частью используют занесённые извне инструменты, соответствующие чужой ментальности. Что поделаешь, свято место пусто не бывает: не заполнили своим — заполнится чужим.
       А ведь именно христианский персонализм лежит в основе восточнославянской ментальности. Наиболее важными её факторами являются логическая последовательность, ценность познания как деятельности, власти и независимости, безусловная нравственная ценность любви и долг как божественная сущность человека. Поэтому многие «обкатанные» на Западе техники не особо-то применимы к нашим соотечественникам. Не срабатывают чуждые нашей ментальности подходы, техники, которые, в свою очередь, являются порождением иного мировоззрения.
       На что можно рассчитывать, сея в почву, сдобренную ценностями безусловной любви и долга, семена в виде идей о приоритетном значении сексуальности в жизни человека или о необходимости индивидуалистичной по своей природе свободы от всех и всего? В персоналистическом мировоззрении человек как личность действительно свободен, но он свободен выбирать или отвергать и саму свободу во имя чего-то высшего, например, во имя долга, чести, любви. В нашей ментальности этот выбор всегда взвешен.
       Получается, что необходимо преодолеть все как внешние, так и внутренние искривления в понимании сущности психологической помощи. Внешние — чуждые нашему менталитету идеи и ценности, и внутренние — идеи и ценности, которые то ли по недоразумению, то ли по недомыслию вошли в психологический обиход. Вы, наверное, уже поняли. Это я всё о той же психокоррекции. Она никак не вяжется с персонализмом и противоречит теории помощи. Ведь помощь — это не исправление умным глупого или учёным неучёного. Это действия помогающего, которые укрепляют (от слова «мощь») того, кому помощь нужна.
       А может, время изменений уже наступило? И совсем скоро психологи начнут помогать, а не корригировать, а клиенты — получать «сродную» их менталитету помощь, а не исправляться. Жизнь покажет.

Литература:
1. Бондаренко А. Ф. Понятийный тезаурус этического персонализма как русской традиции в психотерапии // Журнал практикующего психолога. — 2005. — В. 11. — С. 39-48.
2. Завьялов В. Ю. Теории личности, персонология и персонализм // http://www.dianalyz.ru/.

http://afield.org.ua/ps/l_scherbina.phtml